Он выбрался из шалаша, все еще покашливая и трогая кадык руками — внутри что-то застряло и мешало дышать. К костру идти не хотелось, а уж тем более просить Хлыста взять его к себе. Есеня хотел потихоньку нырнуть в лес и дождаться утра в одиночестве, но, как только он свернул в сторону, чья-то рука ухватила его за шиворот:
— Куда? — услышал он голос Щербы, — тебе куда сказали идти?
— Куда хочу, туда и иду, — огрызнулся Есеня.
— Да? Может, ты разведал все, что надо, и теперь в город побежишь? А? Здесь шуток не шутят, сморкач, — Щерба потащил его к костру и толкнул вперед, прямо на тлеющие угли. Есеня чуть не упал в костер коленками, но удержался и только пробежался по ним толстыми подошвами сапог.
— Щерба! — рявкнул Хлыст, — чего творишь? Щас все погаснет!
— Ничего, не погаснет, — Щерба посмотрел на Есеню исподлобья, — сядь, пацан. Так куда ты собрался?
— Никуда, — Есеня повернулся к нему лицом и оскалился.
— Оставь Жмуренка, Щерба, — сказал третий разбойник, — дай ему освоится. Не видишь — он и так напугался. Сядь, парень, успокойся.
— Ничего я не напугался, — Есеня сжал кулаки — его колотило от злости, от злости, а не от страха.
— Да перестань, все уже поняли, какой ты боевой да гордый, — третий разбойник привстал и обнял его за плечи, — садись. Не дрожи.
Объятия его были крепкими и теплыми, и Есеня на секунду почувствовал себя под защитой.
— Ничего я не дрожу, — буркнул он.
— Вот и хорошо. Квасу хочешь?
Есеня покачал головой.
— Меня зовут Забой. Да садись, никто тебя не трогает.
Есеня все же опустился рядом с костром на корточки, и Забой, потрепав его по плечу, подтянул свой чурбак поближе.
— Давайте хлебца, что ли, зажарим… — проворчал Хлыст, собирая разбросанные Есеней угли, — не голодными же спать ложиться. Сходи, Щерба.
Щерба мрачно посмотрел на Есеню и поднялся.
— Не упустите его, в случае чего. Знаю я вас… Полоз у него про Избора спрашивал, и завтра хотел продолжить.
— Про Избора? — удивился Хлыст и повернулся к Есене, — а ты что, знаешь что-то про Избора?
— Ничего я не знаю, — Есеня шмыгнул носом.
— Смотрите, сбежит — Полоз нам не простит такого, — Щерба смерил Есеню взглядом.
— Да не сбегу я! — рыкнул Есеня и сел на землю.
— А кто тебя знает… — пожал плечами Щерба и ушел в темноту.
— Не сиди на земле. Это первая заповедь вольного человека, — Хлыст пересел на поваленный ствол и кинул Есене свой чурбак, — запоминай, их много.
Есеня едва успел поймать увесистую деревяху.
— А че? Думаешь, простужусь?
— Дурак ты еще. Если сам не понимаешь, слушай, что говорят. Ночи холодные, земля тепло вытягивает. К сорока годам ходить не сможешь и мочиться будешь под себя.
Эта перспектива Есене вовсе не понравилась, и он, подумав, пересел на чурбак. Не потому что испугался — просто сидеть с чурбаком в руках было глупо.
— Расскажи про Избора-то… — мягко попросил Забой, — ведь интересно. Столько лет ждали…
— Чего ждали? — удивился Есеня.
— Что медальон у благородных украдут и откроют.
— Откроют? А зачем? Он же никого счастливым не делает, я знаю.
— Конечно, не делает, — невесело хмыкнул Хлыст, — но если Избор его откроет, вот тогда мы посмотрим, чья возьмет!
— Как Избор его откроет? — Забой повернулся к Хлысту, — оживит Харалуга? Избор не может его открыть.
— Да он и не собирается, — фыркнул Есеня, — он его в хорошие руки хочет отдать. И вообще — Избор ваш — полное дерьмо.
— Ты чего говоришь? — Хлыст даже привстал, — ты чего такое говоришь?
— Что хочу, то и говорю, — Есеня насупился и прикусил язык.
Забой, который две минуты назад обнимал его за плечо, ухватил Есеню за воротник и встряхнул:
— Не тебе судить Избора, щенок.
— Почему это не мне? — Есеня рванулся, и рубаха на нем треснула, — он — сволочь. Он нас ненавидит, понятно? Ему рядом с нами и стоять противно, что я не видел, что ли? Его от нас тошнит!
Забой встряхнул его еще крепче:
— Откуда тебе знать? Повторяешь слухи, которые благородные распускают!
— Какие слухи? Я сам видел!
— Чего орете? — к костру вернулся Щерба с половинкой каравая в руках, — весь лагерь разбудите.
Забой отпустил Есеню:
— Ты что, правда видел Избора?
— Как тебя! Я его из башни выпустил.
— Да ты врешь! — расхохотался Хлыст.
— А пошли вы! — Есеня отвернулся.
— Ладно, говори, — немного виновато попросил Забой, — тебя из-за этого стража ищет?
Есеня подумал и кивнул.
— Да ты герой! — усмехнулся Хлыст и спросил у Щербы, — а соли не догадался прихватить?
— Взял.
Хлыст достал из-за пояса нож и начал делить хлеб на четыре части.
— Ты говори, говори… Щас хлебца зажарим. Хочешь есть-то?
— Хочу, — ответил Есеня, как вдруг вспомнил и полез в свою котомку, — у меня же гусятина с собой!
— Да ты че! — обрадовался Забой.
Есеня вытащил горшок, который успел опустошить на треть, и поставил на угли.
— Во. Не много, конечно, но по куску точно хватит…
— Вторая заповедь вольного человека — никогда не жрать в одиночку, — Хлыст протянул ему кусок хлеба, уже посыпанного солью, — ты, я смотрю, ее сразу просек. Молодец, на лету ловишь!
— Мамка жарила? — Щерба принюхался, и его рябое лицо сделалось мечтательным и грустным.
— Ага. На дорогу.
Хлеб был черствым и мокрым — Есеня посмотрел на него озадачено, но Забой тут же пояснил:
— А чего ты хотел? В деревню четыре дня назад ходили. А в лесу сыро. Хлеба у нас мало, лепешки обычно едим. Рассказывай скорей, не томи.