Черный цветок - Страница 35

— Похож, конечно, но размах не тот… Сколько тебе лет, сморкач?

— Да пошел ты, — Есеня вырвал руку. Сморкач! Сам он…

— У… — протянул разбойник, — ты, детка, свой гонор держи пока при себе. У нас тут старших принято уважать.

— За что это мне тебя уважать?

— За то, что я тебя в землю по пояс одним ударом вобью. Вот когда ты мне ответить сможешь, тогда и будешь говорить что и когда захочешь. Садись. Жмуренок.

— А я и сейчас буду говорить что и когда захочу, — Есеня вздернул подбородок и приподнял верхнюю губу.

Разбойник усмехнулся и кивнул:

— Давай, начинай.

— Не обижай его, Щерба, — Жидята положил руку на плечо разбойнику, — у нас его любят.

— Иди, Жидята, к верховоду. Мы сами разберемся, — хмуро ответил тот.

Есеня медленно снял с плеча котомку и сел на нее около костра — ему было неуютно. Жидята скрылся за деревьями, и он почувствовал себя очень одиноким. Эти люди вокруг, такие чужие, непонятные, совсем ему не нравились. И он им явно не понравился тоже.

— Ну, Жмуренок, и что ты натворил, что батька тебя к нам отправил? — Хлыст пошевелил угли в костре палкой и исподлобья уставился на Есеню.

— Ничего, — ответил Есеня, — меня, вообще-то, зовут Балуй.

— Тебя зовут Жмуренок, — хмыкнул Щерба, — пока. Может, твой батька хотел, чтоб ты стал вольным человеком?

— Может, и хотел, — буркнул Есеня.

Они расхохотались. Есеня не понял, чего они смеются, но это показалось ему обидным.

— Не хочешь, значит, говорить? Ну не говори, — Хлыст опустил глаза.

Они заговорили о своем, и Есеня стало скучно — он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.

— Верховод зовет тебя к себе, — кивнул тот Есене, — пойдем.

Они прошли всего несколько шагов — после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог — и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на балке, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.

— Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, — верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым, и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею — и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и широкие тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.

Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.

— Похож, — едва заметно кивнул верховод, — за что тебя ищут?

Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.

— Ни за что, — ответил Есеня и равнодушно уставился в стену.

— Ну-ну. Жидята, он всегда такой?

— Нет, только когда характер хочет показать. Освоится и перестанет.

— Ладно, иди, скоро рассвет. Я сам с ним разберусь. Жмуру передай, — лицо верховода исказилось на секунду, — золото я принимаю, и полгода парень может жить с нами. Ну, а там все от него зависит.

Жидята кивнул, попрощался, и похлопал Есеню по плечу, перед тем как выйти из шалаша. Есеня, как ни старался, не смог удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед.

— Что? К мамке хочется? — спросил верховод, даже не усмехнувшись.

— Чего я там не видел, у мамки, — Есеня презрительно поднял верхнюю губу.

— Где ты спрятал медальон? — верховод неожиданно приблизил свое лицо к Есене, и это тоже напомнило выпад змеи.

Есеня непроизвольно отодвинулся и покачал головой:

— Не скажу.

— Почему? Не доверяешь мне?

— Не скажу и все, — Есеня и сам не понимал, почему решил никому не говорить о медальоне. Ему казалось, что это слишком важная тайна, чтобы ею овладел кто-нибудь еще.

— А так? — верховод резко выбросил руку вперед и схватил Есеню за кадык двумя пальцами. Есеня попытался вырваться, но тот прижал его шею к полу и придавил коленом его ноги. Есеня обеими руками старался оторвать от себя стиснувшие горло пальцы, но ему не хватило силы. Дыхание оборвалось, и Есеня испугался, начал рваться и молотить кулаками куда придется — верховод на его кулаки внимания не обращал. Он на несколько секунд ослабил зажим, Есеня судорожно вдохнул.

— Ну? Так куда?

— Не скажу! — прохрипел Есеня и закашлялся. Верховод снова перекрыл ему дыхание, и держал до тех пор, пока перед глазами не поплыли радужные круги.

— Ну?

Есеня мог только хрипеть и кашлять.

— Куда?

— Нет, — выдавил Есеня из горла.

— Ладно, — верховод отпустил его и сел, как ни в чем не бывало, — так почему?

Есеня, схватившись руками за шею, поднялся — дышать было очень больно, на глаза выкатились слезы, он хлюпал носом и не мог откашляться.

— Не хочу, — ответил он хрипло. Ему было страшно и обидно — за что?

— Ну, не хочешь — не говори, — удовлетворенно кивнул верховод, — может и приживешься. Расскажи мне про Избора — как все произошло, что он говорил тебе — это важно.

— Ничего я рассказывать не буду, — Есеня сжал зубы и оскалился, приготовившись к обороне.

— Перестань. Я пошутил.

— Ну и что? Я все равно ничего рассказывать не буду.

— Ладно. Поговорим завтра. Иди к костру, скажи Хлысту, что я велел ему взять тебя к ним в шалаш. Выспишься, освоишься — тогда и расскажешь, — верховод качнул головой, и губы его слегка разъехались в стороны — Есеня был уверен, что сейчас между ними мелькнет раздвоенный язык.