— То есть, нам надо найти человека по имени Харалуг? Только и всего? — переспросил Полоз.
— Да, именно так. Это мое мнение, но вы можете спросить об этом и других мудрецов. Возможно, этот человек тоже должен быть ущербным, но категорически я бы так утверждать не стал. Имеет значение только имя, ведь в последней заповеди ни слова не говорилось об ущербном Харалуге.
— Они знали об этом! — вдруг крикнул Полоз и хлопнул ладонью по краю лавки, но тут же застонал и схватился за голову.
— Кто? — спросил Есеня.
— Благородные господа, кто же еще! — прошипел Полоз сквозь зубы.
— Они знали о том, что это может быть другой Харалуг?
— Ну да! Они боялись последней заповеди, они боялись его имени! Вспомни, стоило при Изборе упомянуть Харалуга, и он бледнел до синевы! Между прочим, в Оболешье это имя под запретом. Ни одна мать, ни один отец в здравом уме не назовут так своего ребенка!
— Это необязательно должно быть сакральное имя, это может быть прозвище, данное подростку. Ведь Харалуг получил это имя не при рождении, я прав? — уточнил Улич.
— В Оболешье еще не родился столь выдающийся человек, которого прозвали бы Харалугом, — пробормотал Полоз, — это стало бы большой честью для любого, в среде вольных людей. Но возможно, где-нибудь в деревнях, где слава Харалуга не столь велика… Или в кругах, где к нему относятся предвзято… Среди стражи, или ущербных ремесленников… Балуй, ты знаешь кого-нибудь с таким именем?
— Неа, — Есеня покачал головой.
— Нам надо обойти все Оболешье, чтобы его найти! — усмехнулся Полоз, — но нас много, я думаю, это получится!
— А если мы никого не найдем?
— Если мы никого не найдем, мы женим тебя на Гоже, она родит мальчика, и мы назовем его Харалугом, — Полоз засмеялся.
— А что? — Улич поднял и опустил брови, — это тоже вполне допустимо. Вы ждали много поколений, можно подождать и еще несколько лет, пока ребенок родится и подрастет.
— Ничего себе, — Есеня обиженно изогнул губы, — это сколько ждать!
— Но сначала мы все же поищем! — утешил его Полоз, — и почему только в Оболешье? Можем начать с Урда, здесь ведь запрета на это имя не было. Все равно до весны тут торчать.
На следующее утро Есеня чуть свет побежал к Остромиру, чтобы успеть до начала занятий. И учитель, выслушав его сбивчивый рассказ, полностью согласился с Уличем — если сила заклятия нарушена Словом, то именно так: любой человек по имени Харалуг в любое время может открыть медальон. Кроме того, он подкинул Есене идею о том, как его искать в Урдии. Дело в том, что власти города ведут учет рождений, смертей, свадеб и прочих важных событий в жизни людей. Этот учет ведется в метрических книгах, которые хранят городские власти, и полистать эти книги не так уж сложно — клерки архивов с радостью возьмут деньги за доступ к ним. Это проще, чем расспрашивать людей на улице. Кроме того, Харалугом могут звать невольника, и учет всех рабов, продаваемых и покупаемых в Урде, тоже записывается в специальные книги.
Есеня поинтересовался ценой этих услуг, и услышал: серебряник за день поиска в архиве. Это его вдохновило. Два серебряника он уже скопил, и, возможно, ему хватит времени найти то что нужно за два дня! А если не хватит, он заработает еще!
Но ни Полоз, ни Улич не разделили его радости. Улич написал на полу одно слово и предложил Есене его прочесть.
— Ха-аз… рцы-аз, — Есеня долго шевелил губами, — Харалуг, правильно?
— И как ты собираешься смотреть метрические книги, если столько времени читал одно слово? — рассмеялся Полоз.
— Да я научусь, что, трудно, что ли? Мне только вспомнить надо, я же умею, меня батька учил!
— Вот давай, вспоминай, — кивнул Полоз.
И теперь Улич учил его грамоте.
— Не надо, забудь ты эти названия! Каждая буква — это какой-нибудь звук. Буква червь — звук ч, буква аз — звук а. Вот по звукам их и запоминай. Ч — а, ча. Понял?
Улич вычертил всю азбуку на полу, и заставил Есеню повторить, какая буква какому звуку соответствует. Надо сказать, пошло значительно проще! Пару дней старик писал слова на полу, а потом велел попросить у Остромира какую-нибудь книгу. Есеня тут же вспомнил лечебник, который читал не меньше полутора лет, и его едва не стошнило. Оставалась надежда, что книгу Остромир не даст, но и тут его ожидало разочарование.
— Какую бы ты хотел? — спросил его учитель.
— Любую, — Есеня недовольно сжал губы.
— У меня есть книги по геометрии, но в них мало слов, такая, наверное, не подойдет.
— Подойдет! — пискнул Есеня и прикусил язык — он забыл, что читать все равно надо, и читать быстро, как Полоз или Улич, — то есть, конечно, надо где букв побольше…
— Возьми вот эту, про путешествие за море. Очень интересная.
Есеня вздохнул: какая разница? Что лечебник, что путешествие… Пока до конца строки дойдешь, начало все равно забудешь.
И каждый вечер, сжав зубы и собрав волю в кулак, он садился перед печкой со свечой и начинал складывать буквы в слова. Полоз и Улич слушали его невнятное чтение, и изредка поправляли. На третий день, когда Есеня открыл книгу на четвертой странице, Улич неожиданно закрыл ее и сказал:
— Сначала расскажи нам, что ты успел прочитать.
— В смысле?
— В прямом смысле. Ты прочитал три страницы, что там было написано? О чем?
— О путешествии… — Есеня почесал в затылке — не слишком ли много от него хотят?
— А поконкретней?
— Ну… о путешествии и все. Корабль там и все такое…
— Начинай сначала, — Улич раскрыл книгу на первой странице.