Есеня, очередной раз подставив нож под лезвие сабли, увел его вниз и, отступая, споткнулся о ноги лежащего на песке Полоза. Он бы ни за что не упал, если бы не боялся сделать ему больно, просто шагнул бы назад, не разбирая дороги. Но глянул под ноги, не удержался и повалился на песок, прикрывая лицо ножом. Избор нанес удар сбоку, и это стало последней каплей — рука разжалась, и нож отлетел в сторону. В ту же секунду острое булатное лезвие прижалось к подбородку, приподнимая его вверх, скользнуло под платок и царапнуло шею.
— Отдай мне медальон, — вздохнул Избор, — я не хочу тебя убивать.
От отчаянья Есеня сгреб пальцами песок, сжимая кулаки, и вдруг почувствовал под рукой шипастую гирю цепа. Он осторожно начал перебирать цепочку, надеясь добраться до рукояти, и молча смотрел Избору в глаза.
— Ну? Что ты молчишь? Ты проиграл, надо уметь проигрывать. Я взял медальон в честном поединке.
— Ты его еще не взял, — пробормотал Есеня, стискивая в кулаке рукоять цепа, — и это был нечестный поединок. Сабля против ножа!
— Какая теперь разница. Отдай медальон, Балуй. У тебя нет выбора.
— Хрен тебе собачий! — заорал Есеня и изо всех сил хлестнул цепом по правой руке Избора, выбивая саблю из рук. Лезвие больно и глубоко прорезало кожу под подбородком, Избор вскрикнул, выпустил саблю и схватился за запястье. Есеня поднялся прыжком и, схватив саблю за острие, отбежал на пару шагов в сторону и кинул ее в пасть вставшей на дыбы волны. Избор попытался поднять нож, выбитый из рук Есени, но тот ударил возле него цепом, и Избор отдернул руку. Есеня пнул нож ногой, но лезвие завязло в песке, отлетев всего на пару шагов.
И тогда Избор кинулся на него с голыми руками, хватая за правое запястье. Он был выше, и оказался намного тяжелей: Есеня повалился на песок, но перекатился через голову, вскочил, и взмахнул цепом — Избору не хватило сил удержать его левой рукой, а правая, похоже, надолго вышла из строя.
— Я тебя убью… — прошептал Есеня и снова замахнулся, заставляя Избора отступить назад.
— Балуй, выслушай меня… — взмолился Избор, — всего лишь выслушай! Ты должен понять!
— Ничего я понимать не собираюсь, — Есеня ощетинился. Рука его подрагивала.
— Нельзя открывать медальон, не слушай его! Он одержим, он хочет власти, он рвется к ней и не станет считаться с чужими жизнями!
— Это неправда!
— Это правда. Я старше и умней.
— Даже если это правда, пусть лучше власть будет у Полоза, а не у вас. Полоз не станет отбирать чужое!
— Ты не понимаешь! Это бунт, это восстание, это гражданская война! Люди будут убивать друг друга, и только потому, что этот простолюдин возомнил себя достойным власти над городом!
— Это ты возомнил, что чем-то лучше меня, и его, всех нас!
— Нельзя от обиды хвататься за оружие! Нельзя потрясать основы только потому, что кто-то посмотрел на тебя свысока! Неужели ты не видел Кобруча? Неужели ты хочешь Оболешью бедности и голода? К власти придут разбойники, их сыновья разжиреют на отобранных у народа деньгах, а все остальные скатятся в пропасть нищеты. Ты этого хочешь? Власти разбойников?
— Я хочу, чтобы мой отец снова стал добрым и веселым. И мне наплевать, кто придет к власти!
— Ты рассуждаешь безответственно!
— Да мне плевать! — заорал Есеня, — убирайся прочь! Убирайся! Или я тебя убью! Ты — дрянь, ты предатель, ты побоялся сам драться с Полозом, ты нанял убийц! Убирайся!
Избор ссутулился вдруг и закрыл лицо руками.
— Я не хотел никого убивать. Я не хотел, поверь мне… Мне нужен был только медальон.
— Уходи! — взмолился Есеня, — уходи, или я тебя сейчас убью!
Избор, почуяв его слабину, шагнул вперед, но Есеня с размаху жахнул цепом, целясь Избору в лицо. Тот прикрылся левой рукой, вскрикнул и упал на колени, прижимая руку к животу. Есеня замахнулся еще раз, и тогда Избор испугался, закрывая голову обеими руками.
— Я уйду. Не убивай меня, — сказал он, и Есеня опустил занесенную руку.
— Я бы взял с тебя слово, что ты никогда ко мне не подойдешь, но я не верю твоему слову… — прошипел он.
Избор поднялся на ноги, продолжая прикрываться руками, отошел на несколько шагов и крикнул:
— Вы все — разбойники и убийцы! И есть только одно достоинство в том, что вы задумали: без медальона таких как вы будут вешать!
— Ты сам — вор и убийца! — рявкнул Есеня и подобрал нож.
Он долго смотрел на скалу, за которой скрылся Избор, а потом медленно, словно во сне, опустился на колени над Полозом.
— Полоз, — шепнул он и тронул его за плечо, — Полоз, вставай… Они все ушли, слышишь?
Полоз не шелохнулся. Теперь он лежал лицом вверх, в расстегнутом полушубке и разорванной рубахе — разбойники обыскали его и срезали кошелек.
— Полоз, пожалуйста… ну скажи что-нибудь, а?
Есеня тронул его щеку — она показалась ему холодной. Он так испугался этого холода, и не хотел верить в то, что Полоз мертв!
— Полоз! Ну не надо, не надо… — слезы побежали из глаз. Есеня припал ухом к его груди в надежде услышать сердце, и вдруг из горла Полоза вырвался странный, булькающий звук, грудь вздрогнула, и приоткрылся рот. Его стошнило! И тут же Полоз закашлялся и захрипел, едва не захлебнувшись собственной рвотой.
Есеня не знал, что делать! Радость оттого, что Полоз жив, сменилась отчаяньем — да он же сейчас задохнется! Захлебнется и умрет!
Его вырвало снова, он снова захрипел, и звук этот был так страшен! Есеня потряс Полоза за плечи, чтоб тот очнулся, но это не помогло, только усилило рвоту: она текла изо рта и из носа, конвульсии сотрясали его тело, лицо покраснело и начало наливаться синевой, он задыхался! Есеня поднял голову и завыл, сжимая кулаки: от бессилия, от страха, от боли! Слезы капали и текли за воротник, и под шапку по вискам.