Цеп мог проломить железный доспех стражника, под его ударами проминались шлемы. Полоз не успел уклониться, принимая направленный в висок удар на теменную кость. Он упал, как подкошенный, лицом вниз, не вскрикнув и не взмахнув руками, никак не стараясь падение смягчить, и Есеня от ужаса не смог даже закричать. Он кинулся было к разбойникам, на ходу выдергивая поломанный нож из-под фуфайки, но разбойники и сами двинулись ему навстречу.
Если Полоз не смог с ними справиться, куда соваться ему! Они отберут медальон, и этим все закончится! Есеня развернулся и побежал к кораблю, чувствуя себя зайцем — таким же быстрым и таким же отважным.
У него имелось преимущество, да и бегал он хорошо. Еще разглядывая корабль, он заметил в борту провал и хотел в него залезть, но Полоз вытащил его оттуда, ухватив за ногу. В общем-то, Есеня был ему благодарен — внутри корабля отвратительно воняло, и доски изнутри покрывала мерзкая слизь. Теперь выбирать не приходилось. Он нырнул в дыру, тут же поскользнулся и съехал вниз, повалившись на спину: киль корабля глубоко зарылся в песок, и катиться пришлось довольно далеко.
Света внутри оказалось очень мало. Есеня, остановившись, ощупал доски вокруг себя — он лежал в вонючей луже. Если разбойники сунутся за ним, то попадут сюда же и тем же способом. Он поднялся, содрогаясь от отвращения — потревоженная вонь смердела так, что слезились глаза. Над головой зияло прямоугольное отверстие, из которого сочился тусклый свет, и Есеня поспешил уйти в сторону носа, туда, где света не было вообще. Несколько раз он то спотыкался, то бился головой о переборки, наконец, забрался в самый дальний угол и присел на корточки, надеясь слиться с бортом.
Тихий свист раздался около дыры, и Есеня увидел бородатую голову разбойника.
— Я туда не полезу. Если хочешь — можешь попробовать, — сказал он товарищу, — небось, полный трюм дохлых невольников.
Есеню едва не вырвало. Он пододвинулся повыше, чтобы ноги не касались грязной жижи.
— Да каких невольников! Рыбу они везли. Это просто тухлая рыба.
— А без разницы. Рыба, покойники — я не полезу.
Есеня зажал рот рукой и судорожно вдохнул. Действительно, никакой разницы — тухлая рыба ничем не лучше.
— Да нету у него ничего, кто такому шалопаю деньги-то доверять станет! — разбойники отошли от провала в борту и теперь шли в сторону Есени снаружи, — все у старшего было.
— А даже если и есть, оно того не стоит… — проворчал второй в ответ.
Есеня сидел в трюме долго. Не столько потому, что боялся разбойников, сколько из-за отвращения — вернуться к выходу можно было только по щиколотку в вонючей грязи. Он бы сидел там еще дольше, если бы не мысль о том, что Полоз, может быть, жив, и ему нужна помощь!
Разбойники ушли. А может, и спрятались за скалой, но Есеня решил об этом не думать. Он побежал к Полозу, не обращая внимания на отвратительный запах, преследующий его. Полоз! Пусть он будет жив! Пусть он будет жив!
До скалы оставалось не больше трех саженей, и Есеня видел кровь, которая текла на мокрый песок из головы Полоза, когда из-за скалы появилась темная фигура в плаще с капюшоном, и шея ее была обмотана шарфом. Белые глаза сверкнули из темного провала и мелькнули блестящие залысины.
И как Есеня мог принять его за Белого всадника? Меньше секунды потребовалось ему, чтобы вспомнить слова Полоза и догадаться, откуда взялись эти разбойники, не признающие своих. Злоба стиснула ему кулаки, он хотел кинуться на Избора, и нащупывал под фуфайкой нож.
— Балуй, погоди… Не горячись… Погоди, — тихо попросил Избор, — я хочу поговорить.
— Я тебя убью… — прорычал Есеня.
— Я сильней тебя и старше, я владею искусством фехтования с детства, — Избор отбросил полу плаща и Есеня увидел в его руках тонкую, гибкую саблю. Он в один миг признал булат Мудрослова и ковку отца. Та самая сабля, что висела на стене его спальни в Кобруче! Вот, значит, как? Убить его отцовской саблей? Есеня оскалился и первым пошел на Избора, стискивая в руке изломанный нож. Почти булат. Вот если бы отец отдал ему тот нож, который выковал сам и повесил на стену, Есеня бы не сомневался в своей победе.
— Балуй, остановись. Просто отдай медальон, и больше мне ничего не надо, — Избор отошел на шаг, — я не хочу тебя убивать.
— Хрен тебе собачий, а не медальон, — прошипел Есеня, подходя все ближе.
Сабля описала в воздухе быстрый полукруг — Избор метил в руку, надеясь выбить нож, но Есеня резко повернулся и принял удар на лезвие ножа. Рукоять больно ударила по пальцам, булат звякнул о булат, и Избор рывком увел саблю вниз. Есеня едва не потерял равновесие, но прыгнул в сторону, прикрываясь ножом от следующего молниеносного удара.
— У тебя хороший нож, — невозмутимо сказал Избор, нанося еще один удар, от которого Есеня снова увернулся.
— Это мой булат! Он лучше, чем булат Мудрослова!
— Только короче, — усмехнулся Избор, — а еще к булату нужно прилагать умение им пользоваться.
Он играл с Есеней, как кот с мышью. Ни один из его ударов не мог быть смертельным. Есеня отступал, едва успевая прикрыться ножом. Ладонь гудела и теряла чувствительность. Да, Полоз научил его защищаться от сабли, но только защищаться. А чтобы победить, нужно было наступать! Иначе у него просто кончатся силы! На губах Избора блуждала странная улыбка, он размахивал саблей безо всяких усилий.
Есеня попробовал пойти в атаку, но три быстрых взмаха сабли заставили его снова отступить. Рука больше не могла держать нож, и Есеня старался не столько парировать удары, сколько ускользать от них. От испуга он снова начал наступать, но Избор лишь шагнул назад, и лезвие сабли на несколько мгновений гибкой блестящей стеной преградило ему путь. После этого Избор стал теснить его всерьез, Есеня отскакивал в стороны, парировал удары, и чувствовал, как дрожит онемевшая рука. Избор едва не смеялся над ним, Есене казалось, что он просто развлекается, и даже не показывает, на что способен на самом деле.