Черный цветок - Страница 62

Полоза на базаре не было. Может быть, он вернулся к перевозчикам, за городскую стену, где они ночевали прошлой ночью? Есеня добежал до восточных ворот, но, к его удивлению, в городе стемнело, и ворота давно закрылись. И если дома он мог выйти из города, когда ему заблагорассудится, потому что знал десяток лазеек в городской стене, то здесь отыскать их в темноте, очевидно, не сумел бы — стоило подумать об этом днем.

Еще Полоз говорил, что в городе есть постоялые дворы, где можно переночевать — мороз крепчал, и вопрос с ночлегом надо было решать как можно быстрей. Где могут стоять эти постоялые дворы, Есеня и предположить не мог. Наверное, возле базара. Но возвращаться туда вовсе не хотелось — кто их знает, этих висельников… Может, по ночам они ловят зазевавшихся прохожих и едят?

Улицы опустели очень быстро, одинокие прохожие спешили и шарахались от Есени, когда он пытался спросить, где можно найти постоялый двор. Случайно он набрел на освещенные окна кабака, и очень обрадовался, заваливаясь в тепло. Народу там было много — угрюмые, неразговорчивые мужики пили пиво, посасывая сухую рыбку, и Есене показалось, что все они клюют носом — вот допьют, и уткнутся лицом в пустые кружки. Никакого веселья, никакого разгула — негромкие разговоры и скука. Есеня присел в углу недалеко от входа, но его приход не остался незамеченным: как видно, сидели в кабаке завсегдатаи, и появление чужака их удивило.

От тепла сразу загорелись щеки и уши, начали отходить замерзшие пальцы — в это время они с Полозом ужинали, а потом Есеня засыпал, утомленный дневным переходом. Сегодня спать ему хотелось сильней обычного — одно дело, идти по лесу, и совсем другое — гулять по незнакомому городу. Ноги гудели, как и голова, полная новых впечатлений.

Очень хотелось есть, так что и вид соленой рыбешки вызывал спазм в желудке. И тут Есеня с ужасом понял, что у него нет денег. То есть ни одного жалкого медяка. Деньги Полоз держал у себя, и Есеня нисколько против этого не возражал, считая это естественным и правильным. А теперь он не мог купить даже хлеба! А главное — здесь не было родного дома, куда он в случае чего мог бы пойти позавтракать…

— Чего сидишь? — к нему подошел хозяин кабака — широкий и неуклюжий, — пить будешь — плати, а не будешь — катись отсюда.

Есеня вздохнул: хозяин не располагал к тому, чтобы попросить его о чем-то. Он машинально поискал на столе шапку, вспомнил, что потерял ее еще утром, и, вздохнув снова, поднялся.

— Понаехали тут, — проворчал хозяин ему вслед.

Лучше бы Есеня не сидел в тепле! После кабака мороз показался ему гораздо сильней, уши зажгло, и заболели пальцы. Ну где же эти постоялые дворы? Может, Полоз ждет его там? А если не ждет? Кто пустит его ночевать забесплатно? Да никто не пустит! Дома он знал сотню мест, где можно переночевать, даже зимой, знал, как пробираться на сеновалы и в чужие сараи. Здесь же он пока ни одного сеновала не встретил, словно ни лошадей, ни коров в городе не было! Молочница-то откуда-то взялась? Не из деревни же она молоко везет каждое утро!

Есеня долго блуждал по темным извилистым улицам, более всего опасаясь провалиться ногой в сточную канаву — тогда бы его и погреться никто не пустил. Чтобы хоть немного отогреть замерзшие уши, он натянул на голову платок, надеясь, что в темноте никто этого не увидит — как девка, вот было бы смеху!

Однако, увидев освещенные окна, про платок он совершенно забыл и ввалился в нем в полутемное заведение, на поверку действительно оказавшееся постоялым двором. Но смеха его вид не вызвал — в маленькой столовой сидели всего несколько человек, не шумели, пили не пиво, а горячее вино, и ели из дымящихся мисок что-то аппетитное. И вообще, выглядело все куда как богаче, чем в кабаке. Интересно, Полоз собирался ночевать именно в таком месте? Чистом, теплом, с горячим вином и одуряющим запахом жареного мяса?

— Что нужно? — грубо спросил хозяин, тучный и солидный человек, преисполненный чувства собственного достоинства.

— Я… — промямлил Есеня, — я ищу своего товарища…

— Твои товарищи сюда не заходят, — оборвал его хозяин, — брысь отсюда, здесь не подают.

— Погодите, может, он здесь меня ждет, его зовут… — Есеня чуть было не сказал «Полоз», но вовремя вспомнил, что Полоз представился Горкуном, а ему велел выдавать себя за его сына, — его зовут Горкун, мы из Урдии.

— Из какой Урдии? Оболеховских за версту видно. Иди прочь, мальчик. Много вас таких ходит. Понаехали тут. Самим жрать нечего.

Есеня поджал губы и поплелся к выходу. Про платок он вспомнил только на улице — вот почему они решили, что он пришел попрошайничать! В следующий раз надо не забыть его снять, вид и вправду затрапезный. Даже на сапоги не взглянули, а ведь сапоги дороже шапки! Могли бы догадаться, что он не нищий!

Следующий раз представился нескоро — Есеня снова заблудился, долго плутал, и понял, что вышел к базару, только когда перед самым носом из темноты вынырнул помост с виселицей. Покойник, покачивающийся в петле, оказался так близко, что Есеня мог рассмотреть жуткий профиль — длинную шею, крючковатый нос и выпавший язык. Есене привиделось, что рука повешенного приподнялась и потянулась в его сторону, голова повернулась, и в темноте блеснули голодные глаза. Он вскрикнул и бросился бежать сломя голову, обратно, в лабиринт улиц, и слышал за спиной топот босых ног покойника.

Он и сам не понял, как оказался на широкой улице с дворцами «вольных людей» — довольно далеко от базара. И уж постоялых дворов тут точно не водилось…