Черный цветок - Страница 59

— Полоз! — Есеня дернул того за полушубок, — ты можешь мне по-человечески сказать?

— Пошли скорей, я сказал, — лицо у Полоза было перекошенное и посеревшее. Он миновал полосу торговых рядов и устремился к выходу с площади, на одну из узких улочек, стекавшихся к базару.

Стук копыт заставил всех оглянуться: на площадь выехала карета, запряженная четверкой черных тонконогих лошадей. Карета блестела на солнце, так что было больно глазам.

— Она что, золотая? — Есеня раскрыл рот — золото от подделки он отличал на раз.

— Золоченая, — Полоз снова скривился.

Дверца кареты раскрылась с мелодичным звоном колокольчика, прикрепленного над окошком. Есеня ожидал увидеть благородного господина, но из кареты неловко вылез толстый, одышливый человек, разодетый словно попугай — в парчу и меха. На каждом пальце у него красовалось по увесистой золотой печатке, пряжка пояса была украшена крупными блестящими камнями, на шее висел огромный медальон в форме бабочки, тоже из золота с камнями.

— Полоз, что это за пугало? — хохотнул Есеня.

Между тем, пугало, скинув с козел кучера, уселось на его место.

— Это? Это — вольный человек, — хмыкнул Полоз.

— Ты чего? — Есеня не оценил шутки.

— Я говорю совершенно серьезно. Пойдем отсюда, я сказал. Потом поедим. Или найдем кабак. Там, конечно, подороже, зато спокойней.

— Дорогу вольному Доброжиту! — раздался окрик с улицы, идущей к центру города.

Еще одна золоченая карета, только запряженная цугом, вылетела на площадь: толпа с ропотом расступилась, послышался женский визг. Кучер, который приподнялся на козлах, изредка щелкал кнутом не только по спинам лошадей, но и по людским головам — чтоб принимали в стороны быстрей.

«Вольный человек», похожий на попугая, тут же схватился за вожжи, поднялся на ноги и молодецки присвистнул. Кони сорвались с места прямо в толпу, Есеня видел, как кто-то упал под копыта, началась давка, крики, хрипы.

— Полоз, они что, с ума сошли, а? — Есеня обмер.

— Пошли отсюда, кончай глазеть, — Полоз грубо дернул его за руку.

Обе кареты остановились у самого помоста, когда с улицы снова донеслось:

— Дорогу вольному Держикраю!

Третья карета не успела добраться до толпы, когда из узкой улочки, в которую Полоз тянул Есеню, вылетели сани, запряженные тройкой белых коней с колокольцами. Санями стоя правил человек, одетый в три собольи шубы сразу, и все три — мехом наружу. Он свистел и крутил кнутом над головой, кони несли галопом. Есеня едва успел отскочить в сторону, чтобы не оказаться под копытами, и прикрылся рукой, увидев, что лихач метит кнутом ему в лицо. Но Полоз выбросил руку вперед раньше, и Есеня так и не понял — его рука обвилась вокруг кожаной полосы, или кожаная полоса — вокруг гибкой, как змея, руки. Одним коротким движением Полоз дернул кнут к себе, и лихач вылетел из саней к его ногам. Кони свернули в сторону, поскольку вожжи лихач из руки не выпустил, сразу сбавили ход и остановились, опрокинув крытый навесом лоток.

Человек несколько секунд лежал лицом вниз, под разметавшимися шубами, но потом быстро поднял голову и посмотрел на Полоза снизу вверх.

— Все понял, — он встал на колени, развел руками, словно извиняясь, и широко улыбнулся, — привет вольным людям Оболешья! Не узнал, не разобрался, виноват!

Человек захохотал и поднялся, отряхиваясь, а Полоз швырнул кнут к его ногам и снова потянул Есеню за собой, не глядя более на лихача.

— Не удержался, — пробормотал Полоз, словно извиняясь перед Есеней, и тут же остановился как вкопанный — навстречу им направлялись человек пять стражников.

— А ну-ка, дайте взглянуть на вольных людей Оболешья, — недобро усмехнулся один из них, и добавил виновато, — у нас приказ — проверять всех оболеховских.

Полоз нагнулся к уху Есени и шепнул, коротко и властно:

— В толпу беги, шапку выверни, как учил. Быстро!

Есеня не секунды не сомневался, что Полозу ничего не стоит справиться с пятью стражниками, иначе бы он никогда его не бросил! А быстро бегать он умел, потому рванул с места и, перепрыгивая через пустые торговые ряды, дунул обратно на площадь. Кто-то свистнул, и ему наперерез от другой улицы побежал еще один стражник, но Есеня сразу его заметил и сменил направление, врезавшись в толпу, когда тому оставалось шагов десять, чтобы Есеню догнать.

Пожалуй, такого скопища народу он не видел никогда, и никогда в такой толпе не толкался. У них на базаре людей тоже хватало, но ни разу его не стискивали с такой силой.

— Дорогу вольному Своемыслу! — гаркнули справа, и толпа подалась в сторону, засасывая Есеню внутрь. Он, как учил Полоз, снял шапку и вывернул ее мехом наружу, но надеть не смог, так сильно его зажали со всех сторон. Пожалуй, ни один стражник не рискнул бы сюда сунуться! Однако Есеня ошибся: не прошло и нескольких минут, как стража, прокладывая себе дорогу тяжелыми плетками, направились в толпу. Но их планы спутал лихач в трех шубах на своих санях — спасаясь от копыт и кнута, люди отпрянули в стороны, и стражники оказались стиснутыми так плотно, что не могли размахивать руками, а Есеню оттеснили еще глубже, ближе к помосту. Шапка вылетела из вывернутой руки, но подобрать ее не представлялось возможным — стоило только нагнуться, и затоптали бы тут же!

Интересно, ради чего все они тут собрались? Ради того, чтобы поглазеть на тех, кто полезет за сапогами на неструганный столб, явно не стоило так рисковать! Выбраться из толпы Есеня все равно не мог, да и любопытство его с каждой минутой росло — наверняка, предстояло из ряда вон выходящее зрелище, если все эти люди согласны ждать его в таких жутких условиях. Он огляделся: лица вокруг него были странно осунувшимися, люди явно оделись в самое нарядное, что имели — деревенские приезжали в Олехов, одетые примерно так же: бедно и в то же время с претензией. Вычищенные полушубки, перевязанные яркими поясами, пестрые платки на головах женщин с чернеными бровями и нарумяненными щеками, шапки, которые надевали только по праздникам, такими новыми они выглядели. Некоторые держали на плечах детей помладше, впрочем, детей в толпе было немного. Неужели тут все из деревни?