Черный цветок - Страница 78

За столом Есене пришлось всерьез задуматься над словами Полоза о том, что он вольный человек, а не мальчик подлого происхождения. Он вдруг посмотрел на Избора и доктора, на их одежду, и заметил, насколько они с Полозом на них не похожи — в простых льняных рубахах, в шерстяных штанах и босиком. Но Полоза, казалось, это нисколько не смущало. Он сел рядом с Есеней, напротив окна, и невозмутимо заправил крахмальную салфетку за воротник, так же, как это сделали Избор и доктор. Есеня подумал, и сделал то же самое. Полоз ему подмигнул, а лицо Избора еле заметно исказилось. Ему, похоже, вовсе не нравилось сидеть с ними за одним столом, отчего Есене захотелось выглядеть совсем не так, как обычно. Он посмотрел перед собой — посуда смутила его невероятно: две вилки, два ножа, ложка большая, ложка маленькая, две белые плоские миски, и на них — одна нормальная, глубокая.

Накрахмаленная женщина принесла и поставила на стол нечто, что, наверное, можно было назвать горшком, если бы не цвет и не две тонкие ручки по бокам. Но выяснилось, что Есеня не ошибся: предназначение странного предмета оказалось тем же, что у горшка со щами, который мать ставила в центр стола — в нем плескалась горячая, пахучая уха.

Ладислава щебетала что-то про уху и стоимость осетрины на рынке, про приправы, которые ей привезли с востока, но лучше перца она пока ничего не пробовала. Есеня никогда не задумывался, как надо есть уху, но стоило ему взглянуть на Избора, и он понял, что не делал этого напрасно — тот скривился, едва Есеня поставил локти на стол и зажал в кулаке маленький, жалкий кусок белого хлеба. Он огляделся и заметил, что локтей на стол никто не ставит, даже Полоз сидит прямо. Есеня попытался проделать нечто подобное, и понял, что есть таким образом сплошное мучение. Впрочем, никто, кроме Избора, не обратил на него внимания.

— Избор рассказывал нам о вольных людях Оболешья, и я представлял их несколько иначе, — заговорил между тем доктор, — вы где-то учились?

— Я — да, — кивнул Полоз.

— И ваше образование помогает вам в вашем… хм… ремесле?

Полоз усмехнулся.

— Не очень.

— Тогда для чего ты учился? — Избор, скользнув взглядом по Есене, посмотрел на Полоза.

— Мне хотелось понять, насколько велик мой потенциал.

Есеня так старался сидеть прямо, что подавился ухой, и закашлялся, прикрыв рот куском хлеба. Полоз шарахнул его по спине, в самое больное место, и кашлять Есеня перестал.

— Простите, — вежливо кивнул Полоз остальным.

Доктор и Ладислава сделали вид, что ничего не заметили, но Избор слегка скривился. А что делать, если Есеня на самом деле поперхнулся?

— И насколько он велик? — продолжил расспрашивать Избор.

— Мне трудно судить об этом. Но среди учеников урдийских мудрецов я был не последним. И думаю, большинство вольных людей на моем месте могли бы меня превзойти. Видите ли, вольными людьми очень часто становятся те, кто обладает сильным потенциалом.

— Я бы не сказал этого о вольных людях Кобруча, — улыбнулся доктор.

— О, они тоже талантливы, — Полоз усмехнулся, — в искусстве предприимчивости, в умении считать и преумножать богатство. Жмуренок, расскажи им про ребят на базаре и про их управляющего. Мне эта история показалась забавной и очень показательной.

Есеня от неожиданности опустил ложку в тарелку, и она очень громко звякнула, расплескав бульон. Избор вздрогнул и вздохнул.

— Да что там рассказывать? — Есеня с вызовом посмотрел на Избора, — чтобы заработать на базаре — ну, поднести там что-то, или убрать — надо занять очередь и заплатить этому управляющему медяк. А если медяка нет, то надо отдавать ему половину заработанного.

— И сколько таким образом можно заработать за день? — спросил доктор.

— Я думаю, не больше полуфунта хлеба. И половину, соответственно, отдать.

— А этот управляющий, он кто? Чем он живет, ведь это смешной заработок?

— Да он мой ровесник. И не так уж мало он получает, — Есеня прикинул в уме и выдал, — я думаю, около полусеребряника в неделю. Фунт хлеба у него набрался за пару часов, но это было утром, когда работы больше всего. Если ничего не делать, только на базаре торчать, не так уж плохо.

— А ты хорошо считаешь, — удивился доктор.

— Да ну, что тут считать-то, — смутился Есеня.

— Ты расскажи, что случилось, когда ты его прогнал, — Полоз незаметно подтолкнул его в бок.

— Да что случилось? Вздул я его, чтоб малышню не обирал, через три дня пришел — он опять там же, на месте. Дальше обирает. У него батька — стражник, конечно, полусеребряник на дороге не валяется, такого заработка никто просто так не упустит.

— А ты считаешь, его функции там излишни? — спросил Избор.

— Я думаю, об очереди можно и самим договориться. Никто из взрослых на жалкие кусочки хлеба не позарится, а с мелкими, кто без очереди лезет, пацаны бы сами разобрались.

За разговором Есеня забыл о том, где находится, и незаметно для себя разложил локти на столе — уха сразу двинулась быстрее.

— Я думаю, для того, чтобы на ровном месте придумать себе работу, нужно обладать определенными способностями, — сказал Полоз, — я не считаю, что все управляющие занимаются тем же самым, но я думаю, их труд не стоит тех денег, которые они за него получают.

Есеня аккуратно вытер миску куском хлеба и сунул его в рот. Хорошая была уха, наваристая и острая. Полоз засмеялся и сделал то же самое, а вслед за ним и доктор, отломив ломтик хлеба, попытался повторить нехитрое движение. Избор опустил ложку в тарелку и молча замер, глядя на них.