Черный цветок - Страница 7

— Ерунда, — фыркнул Есеня и вдохнул ее запах — пирогов и свежего белья.

Девушки собрались вокруг него впятером, и жалели его так трогательно и искренне — нерастраченная нежность всегда проливалась на мальчишек в избытке. Не столько по мужьям они скучали, сколько по не родившимся сыновьям.

— Тише, Прелеста, — шипели они на подругу, — корочку сорвешь.

— Балуюшка, тебе не больно?

— Живого места нет… надо ж так ребенка…

— Девки! Кончайте выть! Я кое-что придумал! — Есеня вскинул голову и попытался повернуться, но Ивица прижала его шею покрепче.

— Не дергайся. Что ты придумал?

— Как мы вас на троих делить будем, а? Я вот всех люблю, не знаю как Звяга.

— Я тоже, — поддакнул Сухан, Звяги же слышно не было, зато в противоположном углу кто-то возился и шумно дышал.

— Давайте глаза мне завяжем, и я вас наощупь буду узнавать. Кого первой узнаю — ту и возьму. И Сухан тоже, Звяга-то, поди, занят уже.

— Выдумщик ты, Балуй. Смотри, довыдумываешься, заберут тебя в тюрьму, — вздохнула Прелеста.

— За что это?

— А им не надо искать за что, они повод-то найдут придраться. Брат мой старший тоже умницей был, и пел так красиво. И забрали-то за безделицу — серебряника недоплатил, когда налоги собирали. А как выпустили, так он и не пел больше. И вообще стал… не такой.

«Вот твари, — подумал Есеня, — в ущербного парня превратили…»

— А слышали вы про медальон? — спросила Голуба, — Говорят, у благородных есть какой-то медальон. Хранится он в спальне самого Градислава. Кто тот медальон откроет, на всю жизнь счастливым станет. Поэтому благородные такие счастливые, а мы — нет.

— Ты, наверное, его в спальне Градислава видела, — рассмеялась Прелеста.

— Нет. Мне рассказала служанка благородного Мудрослова, когда я ездила ее хозяйке платье примерять. Ждала долго, чай пила. Вот она мне и рассказала, она много про благородных может рассказать, она же там все время живет.

— Ну вас с вашими благородными, — Есеня снова попытался вырваться, — давайте играть. Схватили, мучают, жить не дают!

— Терпи, немножко уж осталось, — Прелеста легко ткнула его кулачком в затылок, — тебе все бы играть. Совсем еще мальчик…

— Щас я тебе покажу, какой я мальчик, — Есеня изловчился и хотел ее схватить, но у него ничего не получилось.

На рассвете белошвейкам еле-еле удалось его поднять и выпроводить вон — Есеня, как всегда, не рассчитал сил. Звяга и Сухан давно разбежались по домам, и больше всего Есене хотелось спать. Внутри было пусто, колени дрожали от усталости, лицо горело, как и натертые простынями кровоточащие ссадины — он все равно перепачкал белошвейкам белье, несмотря на старания Прелесты.

Есеня зашел в пивную около базара, не рискнув пойти в тот кабак, где стража искала медальон, потихоньку забрался на сеновал и проспал до самого ужина. Идти никуда не хотелось, зато хотелось есть. Есеня потихоньку вылез с сеновала, пока его не заметил хозяин и не потребовал платы за «ночлег», и вышел на базар — на три монетки можно было взять три кружки пива, угостить ребят, а четвертой ни на что, кроме ржаного хлеба, не хватило бы. Есеня угрюмо прошел мимо лавки со сластями, понюхал жареных гусей, с отвращением посмотрел на сырую рыбу и встал напротив молочных лотков. Как, оказывается, ему хотелось молока! Гораздо больше, чем пива. Но большая кружка стоила два медяка, а такой роскоши Есеня себе позволить не мог. Он почесал в затылке, проглотил слюну и побрел дальше. В конце концов, дружбой жертвовать ради брюха он не собирался, ведь обещал вчера ребятам угощение.

Звягу и Сухана он нашел в условленном месте, они уже сходили в кабак, и хозяин прогнал их взашей — во дворе до сих пор толпилась стража, они методично перекапывали землю, и пока ничего не нашли. Есеня благоразумно промолчал, хотя его так и подмывало рассказать друзьям про медальон и благородного незнакомца.

Не успели они усесться за стол в пивной и отхлебнуть по глоточку пива, как в дверях приоткрылась щелочка, и в ответ раздался дружный свист и гогот.

— Давайте к нам!

— Не тушуйтесь, двигайте сюда!

— Эй, красотулечка, ну че ты там прячешься?

Не иначе в пивную заглянули девки — кому бы еще тут так обрадовались? Есеня вывернул шею, оглядываясь на дверь — долгий сон и плотный, хоть и дешевый, ужин вернули его в то же самое состояние, в котором он пребывал, направляясь к белошвейкам, и от нового приключения он бы не отказался. Несмотря на то, что в пивной и без него хватало удальцов — постарше, посильней и побогаче — Есеня не считал себя не заслуживающим женского внимания.

— Эй, малышки, не ломайтесь! — улюлюкали со всех сторон.

— Иди ко мне на ручки, моя курочка!

— Лапочка, плюнь ему в наглую рожу, иди ко мне!

Есеня хотел выкрикнуть что-нибудь эдакое, что, несомненно, привлекло бы внимание девчонок именно к нему, и привстал, разворачиваясь к двери лицом: у входа, теребя передник, краснея и не смея ступить вперед ни шагу, стояла его сестренка Цвета, а за ее спиной пряталась ее подружка, имя которой Есеня никак не мог припомнить.

Есеня вскочил на скамейку:

— А ну-ка заткнитесь все! — гаркнул он, — чего не видите — они малолетки еще!

— Ой-ой! — ответил ему парень, сидящий у входа, — нашелся тут блюститель нравов! Не слушайте его, девчонки. Здесь женщин о возрасте не спрашивают.

— Я сказал — заткнись! — Есеня запрыгнул на соседний стол, а с него — на следующую скамейку.

— Молчи, щенок, — устало отмахнулся парень, — или давно по заднице не получал? Молодой еще мне рот затыкать.