Черный цветок - Страница 27

К оглавлению

— Нравится?

— Ага, — Есеня на секунду забыл, что решил быть с Избором осторожным.

— И что тебе понравилось здесь? Девок, вроде, нет.

— Ничего, — он отвернулся от волшебного уголка и решительно подошел к окну.

— Ты что, обиделся? — рассмеялся Избор.

— Нет, — коротко рыкнул Есеня и приоткрыл окно. Холодный ветер окатил его с головы до ног: мокро.

— Погоди. Ты мне так и не сказал, зачем ты приходил.

— И не скажу, — Есеня забрался на подоконник.

— Послушай… Я не хотел тебя обидеть, честное слово, — Избор не двинулся с места, будто боялся его спугнуть, как зверька, который может убежать от одного неосторожного движения.

— Какая разница, хотел или не хотел, — проворчал Есеня.

— Мне… мне надо пойти с тобой.

— Зачем?

— Я должен закончить то, что начал. Погоди, я переоденусь.

— Ладно, — снисходительно вздохнул Есеня и слез с подоконника.

Жмур. К разбойникам

Кузнец Жмур сидел в лавке Жидяты и пил третью кружку чая подряд. Никогда ему не хотелось напиться так отчаянно, но организм его не принимал спиртного.

— На, возьми, погрызи… — Жидята подвинул ему вазочку с орехами в меду.

— Да не нужны мне твои сласти! — Жмур хлопнул по столу ладонью.

— Давай-давай. Помогает.

Жмур сжал кулак и снова ударил по столу.

— Мало я его драл? Все как об стенку горох, все бестолку! Волчонок проклятый! Что я сделал не так, Жидята? Почему он так и не понял? Сидел бы тихо, не высовывался, и все было бы хорошо.

— Он такой же как ты, только и всего, — вздохнул Жидята.

— Вот именно! Ну что мне надо было сделать? Что еще? Сильнее драть или чаще?

— Да не помогло бы. Учить его надо было, чтобы все баловство в ученье пошло.

— А я что, не учил?

— Да чему ты мог его научить? Молотом махать? Ты что, не видел, каким он растет? Ты что, не видел, как он звезды считает, как он чертежи рисует?

— В том-то и дело, что видел! Видел! И к чему это привело? Я с самого начала знал, чем это кончится! Звезды он считает! Досчитался! — рявкнул Жмур, и добавил почти шепотом, — Что он сделал, а? За что его ищут?

— Знаешь, я могу и ошибиться. Но в городе рассказывают, будто у благородных пропал медальон. Тот самый. Ты его видел, в отличие от меня. Благородный Избор под домашним арестом, и вся стража в городе ищет только медальон. Я думаю, это Избор его украл. И спрятал.

— А мой-то паршивец причем?

— Может, он с Избором виделся, может, помог ему в чем-то. Иначе они бы с ног не сбивались.

Жмур подумал немного и вздохнул. Если Жидята прав, есть только один выход.

— Знаешь, у нас история была дней десять назад… Он мне золотой не принес, который ты ему дал за булатный кинжал.

— Да он его попрошайке отдал, — засмеялся Жидята, — весь базар об этом говорил. Обвела дурачка вокруг пальца, стерва.

— Правда? Я думал, потратил на что-нибудь.

— Да на что он может золотой потратить, подумай сам!

— Не в этом дело. Я его тогда из дома вышвырнул, и сказал без денег не возвращаться. Он две ночи где-то околачивался, а вернулся и отдал мне золотой. Где он его взял? А главное, стража тогда в первый раз приходила, его еще дома не было.

— Вот что я тебе скажу: золотой ему мог дать только благородный. Наверное, Избор отдал ему медальон и велел спрятать, и денег заплатил.

— Да надо было сразу страже его вернуть! Он что, совсем дурак у меня? — Жмур привстал.

— Это тебе так кажется. Не забывай, какой ты, и какой он. Сам в шестнадцать лет отдал бы что-нибудь страже, а?

Жмур опустил голову. Его жизнь разделили на две половинки, и он с трудом мог вспомнить ту, первую. Он помнил, как померкли краски, как захлопнулись двери, как погасло что-то внутри. На место противоречий и жгучих желаний пришло умиротворение. Он чувствовал, что счастлив. Он и теперь думал, что счастлив. Он любил свою жену, своих детей, ему нравилась его работа, он гордился своими успехами: тем, что все его уважают, здороваются на улице. Благородный Мудрослов считал его лучшим кузнецом в городе. О чем он мечтал до этого? Перевернуть мир? Переделать его по своему образу и подобию? Теперь это казалось мелким, смешным. И его жизнь среди вольных людей — опасная, кровавая — не шла ни в какое сравнение с уютным домом.

Жмур не хотел другой жизни. Он был благодарен за эту перемену в себе, он глубоко уважал благородного Мудрослова, который помог ему в самом начале. Он глубоко уважал Закон, он считал преступление закона самым бессмысленным и предосудительным поступком.

И все же… он помнил, как померкли краски. Он помнил, как что-то оторвалось, исчезло. Что-то очень важное. Он помнил, как на него смотрели его знакомые: для них он стал «ущербным», они чурались его, они брезговали жать ему руку. Он и жену привез из деревни, потому что ни один отец здесь не отдал бы за него свою дочь. Он пробовал говорить с бывшими друзьями, но они избегали разговоров, или прятали глаза. Он пытался им объяснить, как все изменилось, как надо жить правильно, как это важно — семья, закон, уважение. Только Жидята не брезговал им, но и не слушал. Жидята — хитрый, изворотливый, жадный до дрожи — он один остался с ним из прошлой жизни.

Прошло время, и его друзьями стали такие же как он ремесленники. Ущербные. Они понимали друг друга, они уважали друг друга. Но, что удивительно, им самим было скучно друг с другом. Впрочем, горожане вскоре забыли о том, что Жмур ущербный. Если он выходил на улицу, то уже не встречал презрительных и сочувствующих взглядов. Он превратился в отца семейства, он хорошо зарабатывал, он стал лучшим в городе кузнецом.